А еще ее называют тихой. И она приносит человеку глубочайшее удовлетворение. Легкая усталость не в счет, когда лукошко наполнено до отказа белыми грибами.
Среди многих моих увлечений тихая охота – одно из ранних, но памятных и приятных.
В своих автобиографических книгах я рассказывал о семейной трагедии, выпавшей на долю нашей семьи. Во время польско-советской войны перед мобилизацией в Красную Армию отец перевез меня вместе с матерью к деду Иосифу, проживавшему на лесном кордоне Поддубовский. Это была лесная глушь в дебрях Полесья, где-то недалеко от небольшого городка Лунинца. Ближайший населенный пункт – деревня Гаврильчицы в пяти верстах от кордона, до волостного села Чучевичи – около шестнадцати верст.
Значительная часть белорусского .Полесья с его лесами и болотами принадлежала помещику Агаркову, который в это тревожное время проживал в Варшаве.
Не могу дать историческую справку, как и когда господин Агарков вступил во владение столь обширной территорией. То, что мне довелось видеть, свидетельствовало о хозяйственной инициативе владельца имения. Агарковщина делилась на имения, имения – на объезды, объезды – на обходы. Объездчики и лесники жили на кордонах – в «казенных» домах, со всеми, как положено, хозяйственными постройками впридачу. Кордоны обеспечивались телефонной связью и как правило, располагались у грунтовых улучшенных дорог.
Не могу себе представить, чего могло стоить сооружение таких дорог, или прокладка каналов, пригодных для молевого сплава леса.
Два таких канала проходили невдалеке от Поддубовского: восточнее – Теребольский, западнее – Плесецкий. Оба канала впадали в сплавную реку Лань.
Несмотря на все это благоустройство, сделанное в интересах одного человека, Поддубовое представляло собой страшенную глушь.
И хотя владелец огромного многообразного хозяйства жил в Варшаве, его имение нельзя было назвать неуправляемым. Конечно, о доходах говорить не приходится, тем не менее лесная охрана, которая годами не получала жалованья, продолжала выполнять свои функции. К примеру ,дед Иосиф по давно заведенному порядку каждое воскресенье собирал у себя лесников подчиненных ему обходов, инструктировал их. Иногда общими усилиями приходилось бороться с лесными пожарами, с хищническим лесоистреблением. Делалось это отнюдь не из любви к пану Агаркову, а по причине полной зависимости от пана: дом, в котором жил лесник, принадлежал пану, земля, которую обрабатывал; - панская, покос, который косил, - тоже панский. Даже воздух, которым дышал, - панский.
Хутор Поддубовое состоял из трех усадеб. Кроме объездчика здесь жили два лесника. Образ жизни деда Иосифа ничем не отличался от образа жизни его подчиненных: пахал, сеял, косил. Словом работал, как крестьянин. ,Был он уже в годах, силы убывали, а работы – невпроворот. Старая гнедая кобылка тоже выбивалась из сил.
Поддубовое окружали хвойные и лиственные леса. Вокруг хутора на супесчанных сухих почвах преобладала сосна, часто с примесью березы. На кромках пашен, на лужайках росли могучие дубы. Они же встречались в массивах лиственных лесов в компании с грабом, ясенем, вязом, кленом остролистным. Нередко в подлеске лиственных пород встречалась лещина (лесной орех). Осенью местные жители заготовляли желуди для корма свиньям. Обычно после ощутимых заморозков желуди легко стряхивались с деревьев. Большим лакомством считались здесь орехи лещины. В поисках орехов местные жители уходили на большие расстояния вглубь леса.
Хорошим спутником и консультантом в лесу была бабушка Улита.
Дед Иосиф, происходивший из разорившейся мелкопоместной польской шляхты, человек по том временам образованный, пренебрег шляхетским гонором и высмотрел в селе, Бичаль (неподалеку от Ровно) себе в жены шуструю девчушку, шуструю и деловитую, но, к сожалению, неграмотную. Вопреки сомнениям той и другой стороны, брак оказался прочным и о каком-то неравенстве речи никогда не возникало. Иосиф Гулевич всю свою трудовую жизнь работал в лесу, жил на кордонах, но скучать ему не приходилось: с утра и до вечера в доме звучала украинская речь и песни которые знало и пело украинское село Бичаль:
«Посияла огирочки,
Близко над водою…»
«Ой, на горы той женцы жнуть…»
и много, много других, которых не пропеть за целый день.
Нередко дед Иосиф отлучался по делам службы, оставляя жену одну. И был уверен, что дома будет все в порядке: во дворе нес службу верный пес Цезарь, а в гостиной на гвозде висела заряженная берданка, с которой бабушка умела обращаться.
В жизни леса неграмотная бабушка Улита многого не понимала, однако у нее был немалый запас собственных наблюдений, любила лес и умела в нем себя вести. Она учила меня бережно относиться ко всему живому в лесу: не топтаться зря по муравьиным тропкам, не трогать содержимое птичьих гнезд, не обламывать кустарники и деревья, при сборе черники нив коем случае не портить ягодники.
Однажды, повесив торбы через плечи, мы отправились в поиск орехов. По пути пришлось преодолевать небольшое болотце кишащее гадюками. Не преувеличиваю, почти на каждой кочке нежилась эта отвратительная тварь. На одной из кочек лежала свернувшись в кольцо толстая черная гадюка с носом наподобие утиного. У бабушки в руках была увесистая дубинка, но применять ее без необходимости она не стала.
- Иди за мной след в след, - предупредила она меня.
Ту черную гадюку и сейчас помню.
Мы набивали торбы лесными орехами и счастливые возвращались домой.
Вокруг в лесу – целые поля черники. Везде она – разная. Встречается крупная, с белесым налетом налетом урожайная. Не сходя с места, можно набрать стакан ягод. Бабушка сушила чернику в русской печке на протвине и применяла ее в качестве средства при расстройстве желудка. Зимой я часто симулировал непорядок в желудке и меня угощали крепким отваром черники.
Но главным богатством здешних лесов были белые грибы.
Грибное время – конец июля – август. В эту пору проходят мелкие частые дожди, нередко туман заволакивает лесные поляны, низинные болота…
- Теперь пойдут грибы, - предсказывала бабушка, поглядывая в окно.
Это касалось меня в первую очередь. Я был главным заготовителем белых грибов. Пожалуй не только в доме, но и на хуторе..
Начало всегда было интересным: нашел одного-двух и это привлекало внимание всех обитателей дома. Даже дед подходил, брал в руки коренастого красавца, разглядывал: - Не червивые, - говорил он. Это относилось не к грибу, а ко мне и звучало как похвала в мой адрес. Сам дед, хотя и бывал на грибных местах, но почему-то никогда в сборе белых грибов не отличался. Возможно подводило зрение. Иногда он приносил в сумке несколько изрядно помятых престарелых красноголовиков и говорил, обращаясь к бабушке: - Звари, стара, губницу. – На каком языке звучала просьба сварить грибной суп – трудно сказать. Дети Гулевичей – сын Владимир и дочери Вера и Надежда считали себя русскими, старались говорить по-русски. Дед тоже русскоязычный и никогда не упоминал о своем польском происхождении. Что касается бабушки, то тут ничего объяснять не надо. Именно, благодаря ей, в доме не слышно было ни чистого русского, н и украинского. Как на одесском базаре: «Звари , стара, губницу» – переводить не буду: бабушке понятно – надо варить обожаемый дедом грибной суп…
«Губница» получалась черной от присутствия в ней красноголовиков. Бабушка сдабривала и забеливала варево сметаной, подбрасывала в горшок зеленого лука.
В большой деревянной ступе по очереди толкли просо, ячмень. Бабушка пекла хлеб из ржаной муки. Поле, огород, лес… Жить можно, но в доме все равно нужны были деньги, чтобы купить керосин, мыло, соль, спички. Здесь, в лесу, продать было нечего, да и некому. И только глубокой осенью откуда ни возьмись, появлялись скупщики. Обычно приезжали они на подводах, что-то привозили для обмена, или продажи. Больше всего скупщиков интересовали сушенные белые грибы. Впрочем, ничего другого у нас на было, что мы могли предложить торговцам.
Теплое и влажное лето способствовало бурному росту грибов. Наступило беспокойное для меня время. Я по малолетству был еще непригоден для тяжелого крестьянского труда в хозяйстве, зато был главным заготовителем белых грибов.
Вокруг Поддубового было настоящее грибное царство. На красноголовики, обабки, я не обращал никакого внимания. Только белые…
В течение дня я успевал сходить в лес два-три раза. И каждый раз – полная корзина… Высушивали эту массу грибов в русской печи, на протвинях, устланных свежей мятликой. Печка наполнялась в два этапа и грибы сохли в два приема.
Главным распорядителем у печки была бабушка. Она же принимала и сортировала приносимые мною грибы. Она журила меня за мелочь, срезанную раньше времени: - Не мог подождать пока вырастут, - ворчала она. – Высохнут эти малыши и что от них останется?…
К бабушкиному ворчанию я прислушивался. Установил очередность в посещении грибных мест – ни как не раньше двух суток. Малышам давал возможность подрасти до кондиции. Старался не топтаться на грибном месте. Белый гриб очень чувствителен к внешним воздействиям: стоит прикоснуться к нему и он расти не будет. Усохнет. Среди бывалых грибников господствовало мнение, что белый гриб ощущает взгляд человека. Так—ли это – не знаю.
Сортируя грибы, бабушка отправляла сильно червивые на свалку, независимо от их внешнего вида и возраста. А старикам, сильно пожелтевшим везло. Она укладывала их обратно в мою корзину. – На семена! – следовал ее вердикт.
Приусадебный участок возле дома объездчика был довольно велик. Здесь был огород, участок пашни, даже часть земли, которая оставалась лесной. На ней появился сосновый молодняк и там росли белые грибы. Забегая на свою плантацию, я находил здесь десять-пятнадцать красавцев. Я часто разбрасывал здесь стариков «на семена», которых приносил из леса, если в корзине оставалось место.
Бабушка и сочувствовала и даже завидовала – ей «нема часу» сходить за белыми. «Пораюсь тут цилы день…»
Разбирая мои лесные трофеи, она могла безошибочно определить где я срезал того или того красавца: - Этот, с краснинкой, вырос в сосняке, а этот, белобрысый, - под березкой, ну, а этот, чернявый, - под дубом… Грибы, выросшие среди мха, называемого кукушкиным льном, отличались длинным корнем, бабушка шутила: - сядив бы соби там, у моху, чтоб никто не бачив, так нет же. Треба высунуться.
Попадались грибы с толстыми бочкообразными корнями, особой расцветки: корни напоминали репу, шляпка вроде бы матовая. Росли они на прогалинах среди соснового леса. Бабушка называла их порослевыми. Белые грибы хорошо маскировались в зарослях багульника, а некоторые - наоборот - возле леса забирались на пашню и торчали на виду, будто их тпм посеяли. В мягкой пашне корни врастали глубоко в землю, их приходилось долго отскребать от песка.
Несколько раз мне попадались грибы-двойняшки: на шляпке гриба рос второй гриб, размером поменьше.
Среди многих моих трофеев рекордных по размеру и весу не попадались. Повезло моей маме. И пошла она как бы на прогулку с лукошком. Всем нам нравились поджаренные в масле сыроежки. Бабушка жарила их целиком на большой сковороде предварительно вываляв в муке. Мы считали это лесное блюдо лакомством. Так вот моя мама пошла за сыроежками, которые произрастали вокруг в несметном количестве. Лучшими в многоцветье этих грибов мы считали зеленые. Уже возвращаясь домой с полной корзиной, мам натолкнулась на гиганта. Он был настолько велик, что поместить его в корзину было невозможно. Очень хотелось доставить его домой в целости и сохранности. Пришлось корзину с сыроежками припрятать, а великана нести в руках, едва охватив корень обеими руками.
Удивительно: гриб был совершенно чист. Он был тяжеловат, но еще крепкий. Вес этого гиганта оказался без малого шесть фунтов. Его едва пометили на самый большой протвинь и сушили в четыре приема (четыре раза топили печь). Гриб гигант усох почти до фунта.
Придание всей массе белых грибов, проходивших сушку в русской печи, исполнялось бабушкой. Ее задача самая ответственная: не пересушить, не спалить. После сушки грибы опять сортировались. Старые «желтяки», хранились навалом в ларях, молодые, отборные нанизывались на прочные шнуры и хранились в подвешенном состоянии, укрытые марлей от мух. Каждая двухсторонняя «подвеска», или, как говорила бабушка, «низка» подбиралась по размеру грибов – большие шляпки внизу и шло постепенное снижение размеров, аж до самых маленьких. Каждая отдельная низка – своеобразная икебана, а набор из нескольких десятков низок вызывал восторг среди скупщиков. Это был товар первого сорта!..
Уже грибы были реализованы, а крепкий грибной дух в доме все еще присутствовал.
Жаль, уходило теплое лето с ласковым солнцем и моросящими грибными дождями…
Грибное лето завершали грибы – зеленки, похожие на сыроежки. Они росли в сосновых борах, на возвышенных сухих почвах Зеленки плотно прижимались к земле, нередко укрывались под слоем лесной подстилки от заморозков. Вместо белых я приносил зеленок и помогал бабушке очищать их от песка. Очень неплохое на вкус жаркое шло к вареной картошке – последние грибы сезона всегда приятны.
В 1925 году после настойчивых устных и письменных просьб поляки выдворили нас (меня и мою мать) из Польши. Выслали нелегально, переправив тайком через погрничную реку Случь. Это отдельная страница моей биографии.
Но Поддубовое, милый уголок в полесской глуши, остался в моей памяти навсегда. Добрая, заботливая бабушка научила меня любить лес, и возможно потому впоследствии я выбрал свою дальнейшую судьбу – стал инженером лесного хозяйства и всю свою трудовую жизнь посвятил зеленому другу.
С тех пор прошло много времени. Назначение на Урал по распределению совпало с моим желанием, а мое желание жить и работать на Урале совпало с желанием моей жены, выпускницы Брянского лесного института. Год 1939-й.
Если обратиться к арифметике, наш уральский стаж равен шестидесяти трем годам. А продолжительность совместной семейной жизни с моей бывшей однокурсницей Валентиной – на год больше. Мы – постоянные жители Сысерти с 1939 года.
С тех пор здесь многое изменилось. Дело не только в том, что бывший рабочий поселок Сысерть, завод Сысерть, тогда весь деревянный, стал городом. Это наглядно и ясно каждому местному долгожителю. Одновременно с внешними изменениями Сысерти происходили изменения малозаметные, хотя и значительные, - в составе населения в связи с миграцией, коренные сысертцы, так сказать аборигены, не переставали удивлять нас в отношениях к некоторым мелочам жизни. Так, например, главным грибом в сосновых лесах, окружавших плотным кольцом Сысерть, считался груздь, о котором я узнал только здесь, в Сысерти. Почему груздь, а не белый гриб, который всегда был в цене и известен всей России? Мне кажется, есть на этот счет объяснения. Белый гриб требователен к климатическим условиям, требования к влаге умереные???!!! – нужны теплые дожди, которые мы называли грибными. Своевременность всех благоприятных факторов, способствующих росту белых – обязательна. И еще: белый гриб отличается свойством избирательности относительно условий местопроизрастания и где попало не вырастет.
Урожайное лето для белых грибов здесь бывает раз в несколько лет, а вот грузди и опенки – истинно уральские грибы. Первые годятся для засолки, вторые – для сушки. В грибной сезон набрать корзину груздей – дело нехитрое, а что касается опят, то за ними ходили с картофельными мешками.
Мыс женой жили в Сысерти в течение нескольких лет, часто бывали в лесу, но никогда не посчастливилось набрести где-нибудь на массу белых грибов. После этого можно понять местного жителя: стоит ли искать то, чего нет? На грибном побоище, которые иногда можно было видеть в лесу нередко попадались сбитые и потоптанные местными грибниками мухоморы и … белые грибы.
Отношение к белым грибам изменилось после того, как население Сысерти пополнилось за счет приезжих с Запада, а там на Западе, в грибных приоритетах разбираются.
Однако из-за хищнических приемов при сборе, груздь в окрестностях Сысерти становится редкостью.
В лесу – следы недобрых рук –
Все перекопано вокруг
И весь грибной родильный дом
Перевернут кем-то кверху дном…
Здесь «ископаемых груздей»
Искал какой-то лиходей.
Что нам такой подход сулит?
Никто грибов не насолит.
Сегодня белыми грибами торгуют даже на Щелкунском базаре, на тракту, в Сысерти. Те, кто когда-то в лесу пинал белые грибы ногами, сегодня знает им цену.
Интерес к белым грибам занесли в глубинку дачники. Однако, как я убедился, многие из просвещенных горожан не знают что делать с белыми, если посчастливится собрать с десяток-другой.
Один мой добрый знакомый выложил свои трофеи на солнце, где их в течение двух дней испортили черви, к величайшему огорчению грибника.
Другой грибник оказался более догадливым. Он тоже сушил на солнце, но предварительно порезав грибы на мелкие части, как это делают хозяйки при подготовке для жарения.
Когда я обоим рассказал о порядке сушки грибов на протвинях в русской печи, мои собеседники были весьма удивлены. Они стали моими последователями только после того, как съели по тарелке настоящего грибного супа, выловив ложкой в нем по несколько целых вареных белых грибов.
- Вот это смак! – заметил один из моих гостей.
А потом несколько лет спустя, в поисках белых грибов последовали головокружительные открытия, которые отвергли наши прежние представления о белых грибах на Урале. Да, верно, что здесь бывает урожайным на белые грибы не каждый год. Может быть неурожай один, два, а то и три лета подряд. Зато, когда наступит изобилие, надо успевать не теряя времени на поиск, - знать куда и когда отправляться в поиск, прихватив с собой корзину побольше. Поначалу грибным Эльдорадо были окрестности деревни Космаково, затем Абрамово, район Ржавца. Потом, когда в неимоверных количествах развелся дачник, дела с поиском белых грибов осложнились. Что ж… В этом деле побеждают сильнейшие.
Вся моя жизнь – увлечения: смиренная охота, рыбная ловля, охота… Над всем этим – литературное творчество. Так что скучать было некогда. Плюс к этому – беспокойная педагогическая работа. А она, работа, - не увлечение, а долг и промахи не всегда безнаказанны.
Каждый из педагогов может проверить свои способности на воспитании своих детей. Думаю, если в семье плохо, то и в воспитуемом коллективе молодежи хорошего не привидится. Ведь личный пример подражаем. Мне доводилось наблюдать немало случаев, когда какой-либо диктатор местного масштаба назойливо поучал людей, а с воспитанием единственного отпрыска справиться не мог.
У меня в этом отношении все в порядке. Дело не только в высшем образовании и в благополучии в работе по специальности. Как любому из нас, родителей, хотелось бы видеть в своих детях собственные черты, заметить что-то из своих увлечений.
Для обоих моих сыновей тесное общение с природой, а главное - у всех у нас никаких вредных привычек. После возвращения с войны я бросил курить и теперь мы все некурящие. Некурящие, можно сказать , - непьющие. Рюмка вина по большим праздникам – не в счет. В этом мы все трое одинаковы – любим бродить по лесу, собирать грибы ,ягоды.
Главным в тихой охоте считаем добычу белых грибов, хотя не прочь сходить за груздями
Для хорошей губницы (как говорил дед Иосиф) годится и подосиновик, и подберезовик. Хорошее жаркое получается из лисичек.
Насчет белых грибов младший сын Василий превосходит своего старшего брата Валерия. Где-то в дебрях у него есть приметные места, куда не каждый мотоциклист может добраться. Оттуда он привозил на своем «козле» громадную корзину белых, упакованную во вместительный рюкзак. Стариков, которые могли занять много места а корзине он не брал, оставлял их «на семена». Результаты поездки казались ошеломляющими – до двухсот штук! За короткий период роста белых Василий успевал съездить на заветные грибные места два-три раза, помятуя, чо в будущее лето белых грибов может не быть. В такие счастливые дни по острому запаху белых грибов я вспоминал милое Поддубовое, свое далекое детство, бабушку Улиту, которая любила и пестовала своего внука. Уж не от нее ли пошли мы, ее внуки и правнуки – грибники и ягодники…
Теперь, глядя на ворох белых грибов, могу упрекнуть скептиков: кто сказал, что белые не растут на Урале!
И, понятно, дело не только в белых. Тихая охота, а отличие от настоящей охоты, носит подлинно массовый характер, независимо от пола и возраста. Вот пригреют ласковые солнечные лучи землю, зашумит молодая листва, зацветет шиповник. Берите лукошко, идите в лес за первыми маслятами, а вернее, - за здоровьем. Воздух, насыщенный запахом хвои, полезен и приятен.
Очередное массовое увлечение – рыбная ловля. Она тоже – в традиции мужчин нашей семьи. Все трое мы рыболовы, прекрасно владеем спиннингами, помним немало приключений, связанных с рыбной ловлей. Но и в этом мы несколько отличаемся друг от друга. Валерий, житель Свердловска, работающий в качестве конструктора на Уралмаше, приобрел хибару в деревушке Пьянковой Невьянского района, расположенной у небольшой, но рыбной речки, вытекающей из озера Аятского. Первое время весьма успешно ловил щук на спиннинг, а позднее занялся обустройством дачи и неожиданно увлекся огородничеством, предпочитая выращивание помидоров перед рыбной ловлей. Самодеятельный агроном обложился специальной литературой и теперь любому местному огороднику может дать полезный совет по выращиванию томатов.
Василий живет в нескольких десятках метров от квартиры родителей, преподает в лицее. Его предмет – компьютер.
Несмотря на большую занятость, он находит время для рыбной ловли – бывая на дальних озерах зимой и летом (Уелги, Огневское), или успевает сбегать на Сысертский пруд, чтобы поймать несколько десятков окунишек на семейную уху. Кстати, в водах В-Сысертского и Сысертского прудов появился новосел – судак.
Настоящей охотой занимался один я. Об этом сказано в моих книгах – «Всего одна жизнь», «Друзья-охотники», «Призвание». На счету Василия – несколько зайцев-беляков. Ружейная охота, требующая большой затраты физических сил, постепенно сменилась на рыбную ловлю. Сысертские леса в прошлом были богаты боровой дичью, но с каждым годом дичи становилось все меньше, охота стала трудным и невыгодным делом. В конце концов мы с Василием разоружились и взялись за удочки.
Что касается литературного творчества, то в этом никто из родни меня не поддерживает. Окружающие намекают на наследственную связь между мною и дедом по линии отца Иваном Павловичем Аземшей, одним из столпов белорусского фольклора. Дед Иван неграмотный белорусский крестьянин известен в Белоруссии как сказитель и автор многих сказок и рассказов, которые были записаны собирателем белорусского фольклора академиком Сант-Петербургской Академии наук А. Сержпутовским и включены им в книгу, изданную Академией, вышедшей в 1910 году в Петербурге под названием «Сказки и рассказы белорусов-полешуков».
Некоторые из рассказов деда Ивана были переведены на русский язык и включены в книгу «Белорусские сказки» (Москва, ГИХЛ, год 1938-й).
Однако хочу заметить с чувством глубочайшего сожаления, что мой старший сын Валерий, имел литературные наклонности, так и не пытался их воплотить в серьезных публикациях, ограничиваясь чтением посвящений друзьям на именинах и прочих юбилейных торжествах. Автор сочинял и читал их «для потехи», что ему всегда удавалось.