Эльдорадо в переводе с испанского – золотая страна, которую тщетно разыскивали в Америке авантюристы, мечтатели.
Мы, рыболовы, тоже мечтали о золоте (карась золотистый) и серебре (чебак, лещ). В отличие от испанских авантюристов, мы все же что-то находили и знаем точно, что наше Эльдорадо существует.
Охота позволяла вести глубокую разведку, раздвинуть горизонты. Охотничьим и рыболовным Эльдорадо мы считали досягаемую для нас северную часть сопредельной Челябинской области. Не осмеливаюсь назвать этот благодатный край второй Карелией, которую называют страной тысячи озер, но край этот напоминает Карелию. Он богат прекрасными рыбными озерами, некоторые из которых похожи на моря в степи, вернее в лесостепи. Откажемся от иностранного слова и будем называть охотничье и рыболовное Эльдорадо Озерным краем.
Дорога, связывающая Свердловск с Челябинском, проходящая через Сысерть представляла собой узкий булыжный тракт, трясучий до тошноты. И все же мы, охотники – энтузиасты добирались на попутных машинах до озер, богатых водоплавающей дичью. Где-то удавалось добыть лодку, а где-то обходились без нее. Мы иногда посещали небольшое мелководное озеро Акшуя невдалеке от совхозного поселка Башакуль, где сооружали шалаши, маскируя их на мелководьях, поросших болотной травой. Вечерами здесь бывали оживленные утиные перелеты.
На самом тракту располагались три больших глубоководных рыбных озера – Куяш, Карагайкуль, Сары (Калды). С охотничьей точки зрения эти озера не представляют особого интереса, но для рыболовов это действительно Эльдорадо. Куяш славился преимущественно чебаком, Карагайкуль – окунем, Сары – и окунем и чебаком. Озера привлекательны, но все же далеки от нас и фактически в послевоенное время долго оставались для нас мечтой: одного выходного дня мало для дальних поездок да еще на попутных машинах да плюс трудности с плавсредствами.
Всю войну моя Валентина работала на руководящей инженерной должности в райлесхозе. Решение всех технических вопросов, относившихся к лесному хозяйству, лежало на ней. Я в полной мере мог оценить этот колоссальный труд, равный подвигу. Теперь, после относительно благополучного возвращения с войны, я обязан был ее сменить, но не получилось. Когда спало напряжение в связи с победоносным окончанием войны, героиня тыла не торопилась уходить из лесхоза прежде всего потому, что в обозримом пространстве ничего подходящего в смысле трудоустройства на новом месте работы не было. Таким образом думать о работе пришлось мне, а не Валентине.
Учебная база на Воробьевке во время войны была занята под школьный детский дом для ребят эвакуированных из Ленинграда и Калининской области. Ребята, начиная с пятого класса, гурьбой ходили в Сысерть, в школу, а младшие учились здесь.
Мне предложили должность завуча в детском доме. Подумав, я согласился. Это же сосем не то, что мы знаем из произведений Макаренко. Тут не бывшие беспризорники, а вполне домашние ребята, пережившие ужасы войны. Для общения с ними не требовалось особого педагогического таланта – им нужно было помогать в учебе и в быту, иногда защищать от слишком рьяных «педагогов», не исключавших в своей деятельности даже рукоприкладства. Понятно, отношение к участникам войны со стороны ребят было особое.
После войны база курсов ЛМЗ была освобождена в 1948 году и на Воробьевку вернулись прежние хозяева. По всей России во многих областях были открыты двухгодичные лесные школы на базе семи классов для подготовки младших лесоводов. Такая школа была открыта на Воробьевке, в Сысерти и я дождался своего часа. Начался мой двадцатилетний марафон в области профессионального образования. В школу на должность преподавателя лесных культур перевели Валентину. Посев, посадки леса, лесосеменное дело, питомники – ее любимое занятие. И опять нам обоим крупно повезло.
На главную Оглавление Читать дальше