Зрелость — золотая пора таланта. Чтобы достичь ее сияющих вершин, надо пройти большой путь, пережить муки творчества, познать горечь неудач и разочарований.

      По мнению моих друзей, стать хорошим охотником так же трудно, как стать признанным литератором.

      — Если бы я был современником Тургенева, — говорил Иван Ильич, — спросил бы у него: «Позвольте-с, Иван Сергеевич, а почему вы не показываете читателю содержимое вашего ягдташа? Что-с? Пара дупелей?.. Скромно, очень скромно, Иван Сергеевич... »

      Все мы считали себя законченными охотниками и к начинающим или неудачливым относились покровительственно. Впрочем, Иван Ильич был к новичкам более снисходительным, отношение же Бориса Даниловича скорее можно было назвать ироническим.

      Представьте себе начинающего, в кирзовых сапожках, в хлопчато-бумажных брючках, в воздушно-проницаемом плащике и в кепочке, дрожащего у охотничьего костра, как цуцик... Такой картины Борис Данилович не мог переносить.

      — А разве Иван Ильич и Борис Данилович никогда не были начинающими? — спросите вы.

      Конечно, были. Конечно, каждый по-своему. И охотники вспоминают этот период своей жизни с чувством благоговения, как вспоминает каждый из нас свою первую любовь.

      Чтобы Борис Данилович не томился в одиночестве, отлеживаясь после события у старого рудника, мы с Иваном Ильичом аккуратно посещали пострадавшего.

      В уютной гостиной нашего друга завязывалась тихая дружеская беседа. Борис Данилович, лежа на диване под лосиными рогами, рассказывал занимательные охотничьи истории, и нередко мы проводили около него целые часы...

      Наш почтенный компаньон относился к категории бывалых людей. Вот совсем недавно Борис Данилович побывал в Крыму. Из Крыма он возвратился досрочно, прибавившись в весе на четыре килограмма, к неудовольствию Пелагеи Васильевны.

      — Ходи уж лучше на охоту, Боря. Больше пользы будет, — советовала добрая женщина.

      Борис Данилович тоже без восторга рассказывал о своей поездке.

      — Природа там пышная, как театральная бутафория, но таежному человеку она не по душе. Тесно и душно там нашему брату.

      Эти слова Бориса Даниловича следовало бы написать золотыми буквами над столами курортноотборочных комиссий.

      Купите, больной, тулку да пару удочек в придачу. Приезжайте к нам в августе, когда мы пойдем в отпуск. У студеных ключей Иван Ильич обеспечит вас необходимыми процедурами. Мы вам покажем свои заветные места: светлые березовые рощи, тенистые кедровники, ажурные листвяги, сумрачные ельники, вечнозеленые сосновые боры. Мы поведем вас по лосиным и козлиным тропкам через болота, полные жизни. Мы побываем с вами у бездонных озер, населенных рыбой, как небо звездами. И вы согласитесь, что рядом с вами — неисчерпаемый источник здоровья и сил — могучая природа Урала.

      Сколько хороших людей лишает себя удовольствия видеть звездное небо, чувствовать приятное тепло охотничьего костра и дышать свежим весенним воздухом...

      — Есть люди, которых не прельщает романтика охотничьего костра, — сокрушался Иван Ильич. — Пара жидких тополей в городском сквере их вполне устраивает...

      — Напрасно вы так думаете, — возразил Борис Данилович. — Может быть, среди этих людей есть страстные охотники. Всякому таланту требуются условия для развития, как растению почва, влага, тепло, свет и воздух.

      — Знавал я одного человека, — продолжал Борис Данилович. — Дом у него был полон всякого добра и жил он, можно сказать, со своей супругой душа в душу. Каждый день Леонид Иванович, так звали человека, на велосипеде ездил на завод, где работал главным инженером, а Людмила Павловна исправно домовничала.

      — Старик ловил неводом рыбу, а старуха пряла свою пряжу... — вставил Иван Ильич.

      — Вот в том-то и дело, что Леонид Иванович никогда не ловил рыбу. Это был типичный горожанин, который и в провинциальной глуши умудрялся сохранить облик бледного дитяти города. Всегда выутюженный, надушенный, без признаков загара, Леонид Иванович резко выделялся среди угловатых, обветренных и поджаренных на солнце сослуживцев.

      Страстный охотник и рыболов, главный бухгалтер Сомов совместно со своим другом, инженером Зайцевым, задумали приобщить Леонида Ивановича к своей компании.

      Сомов и Зайцев были типичные уральцы, немного грубоватые, но, в общем, славные ребята.

      Кто имел дело с главбухом Сомовым, тот безусловно согласится с мнением партизанского генерала Вершигоры о том, что бухгалтер — самая воинственная профессия. Поэтому предлагаю вычеркнуть из вашего воображения брюзжащего и желчного службиста. Сомов был воинствующим стражем финансовой дисциплины, и, кроме того, неутомимым новатором на охоте и на рыбалке, предприимчивым и веселым компаньоном.

      Чтобы не вспугнуть свою жертву, заговорщики, Сомов и, Зайцев, действовали не торопясь.

      Зима была на исходе, но в цехах завода первые шаги весны были совершенно неощутимы. Запах литейной забивал могучие потоки посвежевшего воздуха, идущие через вентиляторы. Шум моторов глушил оживленную перекличку вездесущих воробьев...

      При каждом удобном случае Зайцев патетически закатывал глаза и с глубоким вздохом  говорил:

      — Эх, Леонид Иванович... Приближается беспокойное время для нашего брата-охотника... Скоро глухарь заиграет, уточка прилетит. Сами посудите: что может быть приятнее отдыха на вольном воздухе в компании друзей...

      — Не понимаю я этих прелестей, — морщился Леонид Иванович. — Вы бы, Кузьма Ермолаевич, лучше поинтересовались причинами брака в литейном цехе.

      Зайцев интересовался причинами брака в литейном цехе, устранял неполадки, проявляя при этом такое глубокое знание дела и находчивость, что главный инженер, слывший на заводе большим придирой, не находил слов для упреков.

      Леонид Иванович не любил людей, равнодушных к своим обязанностям. Зайцев в его глазах был дельным малым и волей-неволей приходилось проявлять долготерпение, выслушивая рассказы о прелестях охоты.

      В этой сложной игре хитрый Зайцев использовал мощные авторитеты, перед которыми склонялись самые отъявленные скептики. Зайцев носил с собой то «Записки охотника» Тургенева, то «Жень-шень» Пришвина. Вокруг Леонида Ивановича, громыхая болотными сапогами, тесным кольцом смыкались певцы русской природы, увешанные ягдташами, патронташами и ружьями.

      Заговорщики встречались за кружкой пива и обсуждали текущие дела.

      — Ну, как успехи? — спрашивал Сомов, отпивая глоток жигулевского.

      — Все в порядке. Бросил на подкрепление Арамилева. Читает с увлечением.

      — Правильно. Земляков не забывай, предложи Бондина. Да не пичкай его разной сентиментальной трухой. Пусть понимает, что охотник с неба звезд не достает...

      Друзья расходились, чтобы через неделю встретиться вновь и обсудить обстановку.

      И Леонид Иванович подался. Однажды во время обеденного перерыва он отозвал Зайцева в сторону и, оглядываясь, словно опасаясь чего-то, спросил:

      — Скажите, Кузьма Ермолаевич, как ваши охотничьи дела?

      — Великолепно. Мы с Сомовым уже сняли по парочке глухарей. В субботу собираемся на дальние озера. Уточка прилетела.

      — Интересно... Я вот думал, не съездить ли мне с вами... хотя... я никогда не стрелял из охотничьего ружья. Правда, в детстве стрелял из рогатки по воробьям, но это никак нельзя зачесть в охотничий стаж.

      — Что вы, Леонид Иванович. Охоту за воробьями мы безоговорочно зачтем и зачислим вас в свою компанию, — ответил Зайцев, не скрывая радости.

      — В таком случае прошу меня иметь в виду, хотя и нет у меня ружья.

      — Э, пустое, Леонид Иванович. У Сомова два ружья. У него тулка и «Зауэр». Возьмите любое.

      На этом разговор окончился. Сияющий Зайцев через несколько минут был уже в конторе и докладывал Сомову о победе.

      Бедная Людмила Павловна... Не догадывалась она, что невинная затея Леонида Ивановича перевернет вверх дном всю их согласную жизнь.

      Собирая мужа на охоту, заботливая жена давала наставления, чтобы Леонид Иванович соблюдал осторожность. На озере можно утонуть, простудиться. Во время охоты возможны несчастные случаи... Подобные наставления, друзья, вы слышали в молодости от своих любящих жен. Это теперь ваши старухи помалкивают. Они знают, что если камни на ваши шеи прицепить да столкнуть в Абрамовский разрез, и то с вами ничего не случится.

      Борис Данилович закурил и после небольшой паузы продолжал:

      — Не будем загромождать рассказ описанием первой охоты Леонида Ивановича. Все прошло благополучно, если не считать мелочей. Удачным дуплетом Леонид Иванович сразил крякового селезня и... подсадную утку, принадлежавшую Сомову.

      Вернулся Леонид Иванович домой усталым и счастливым.

      — Поздравь, Милочка! — воскликнул он еще у порога, потрясая в воздухе красавцем селезнем.

      Про подсадную утку он умолчал.

      Людмила Павловна сделала губы трубочкой для традиционного поцелуя, но в ее вздернутый носик ударил такой сногсшибательный спиртной дух, что традиционный поцелуй не состоялся. Людмила Павловна почувствовала приступ тошноты.

      — Фи, Леня... От тебя несет, как из водочного бочонка...

      — Иначе нельзя, милая... Меня посвящали в члены охотничьей артели...

      Но Людмила Павловна не выразила восторга по этому случаю.

      — Ты там развлекался, Леник, а я здесь скучала... — сказала она, и на губах ее застыла чужая натянутая улыбка.

      Она почти не слушала восторженного рассказа мужа о чудесной ночи, проведенной у  костра, о том, какие славные ребята Зайцев и Сомов. Леонид Иванович выразил мысль, от которой Людмилу Павловну передернуло: таких прелестей не найдешь в самом лучшем доме отдыха и даже на побережье Черного моря, и он твердо решил в этом году не ехать в Крым, а провести отпуск здесь.

      — Не забывай, Леник, — попыталась вразумить мужа Людмила Павловна, — что в таких вопросах ты всегда советовался с женой...

      Но «Леника» словно подменили. Он стал упрямым и несговорчивым. Людмила Павловна возненавидела Зайцева и Сомова, виновников перерождения Леонида Ивановича.

      В доме появились лишние предметы: новое ружье, патронташ, всевозможные приспособления для набивки патронов, коробки с пыжами...  Ужас! Леонид Иванович притащил на аркане лохматую собачищу, которая начала свою охотничью деятельность с того, что утащила и сожрала килограмм колбасы. К тому же охотничьи инстинкты у Сильвы, так звали собачищу, оказались настолько развитыми, что она в соседнем дворе передавила дюжину цыплят, чем осложнила и без того сложные отношения Людмилы Павловны с соседями.

      По окончании весеннего охотничьего сезона Сомов сколотил любительскую рыболовецкую артель. У Леонида Ивановича появились новые заботы. Началась бесконечная возня с удочками и сетями.

      Нельзя сказать, чтобы ежедневное меню, составляемое Людмилой Павловной, сильно изменилось. Начинающий охотник и рыболов не наносил чувствительного урона охотничьим и рыбным богатствам, но Сомов и Зайцев предсказывали Леониду Ивановичу блестящую будущность.

      — У вас, Леонид Иванович, имеются все данные, чтобы стать настоящим рыболовом и охотником: настойчивость, физическая выносливость, терпение. Опыт со временем накопится, и все будет в порядке, — говорил Сомов.

      Жители окрестных деревень не раз видели молодого человека с ружьем, ползущего по-пластунски к луже, посещаемой чирками, или пробирающегося сквозь заросли в сопровождении лохматой черной собаки. Настойчивый охотник преодолевал такие места, которые издавна считались непроходимыми. Он накапливал опыт в процессе длительной практики. А практика эта — ползание по-пластунски, преодоление непроходимых болот, подъем в час ночи или ночлег у костра.

      Охотничья практика, друзья, требует много пороха, дроби и терпения. Снаряжение современного охотника и рыболова стоит немногим меньше снаряжения мотомеханизированной дивизии. Кроме ружья со всеми принадлежностями, Леонид Иванович приобрел мотоцикл, спиннинг, породистого щенка, надувную лодку, пару сетей и всякую всячину, без чего не может  обойтись культурный охотник и рыболов.

      Людмила Павловна с грустью убедилась, что покупка беличьей дохи откладывается на неопределенное время. Бюджет семьи находился в плачевном состоянии. К тому же Леонид Иванович высказал намерение приобрести легковую машину. Дело в том, что в машину можно сразу посадить всю охотничью или рыболовную артель. Конечно, в ней найдется место и для Людмилы Павловны...

      После этого последовал крупный разговор между супругами, первый серьезный разговор, равного которому не бывало в истории их семейной жизни.

      — Ну что ты горячишься, Милочка, — успокаивал жену Леонид Иванович. — Я вовсе не собираюсь покупать машину именно в этом году. Ее можно купить в следующем...

      Через несколько дней усталым, но счастливым возвращался Леонид Иванович с охоты. Ему удалось подстрелить пару тетеревят. Правда, пришлось пройти не менее трех десятков километров, но ведь не напрасно...

      Мысли о том, что дома ждет великолепный ужин, приятный отдых и ласковая жена, несли Леонида Ивановича домой, как незримые крылья. За спиной чувствовалась приятная тяжесть добычи.

      К дому охотник подходил в совершенной темноте. Он уже слышал повизгивание у дверей опередившей его Сильвы.

      Но что это? В доме нет света... Милочка уснула с книгой в руках... Это случалось.

      Но рука Леонида Ивановича натолкнулась на холодное железо массивного висячего замка, надежно охранявшего тишину дома.

      «Пошла к Сомихе, — подумал Леонид Иванович. — Скучно стало бедняжке...»

      Леонид Иванович в условленном месте нащупал ключ и зашел в дом.

      При ярком свете ему бросилось в глаза отсутствие обычного порядка. Мы привыкаем в своих квартирах к определенному положению вещей, заведенному неписанным уставом семейной жизни. Сапожная щетка не должна лежать на письменном столе. Зеркало должно быть на угловом столике, а не на радиоприемнике. А где же косметическая батарея Людмилы Павловны? На ее месте Леонид Иванович увидел свернутую в треугольник записку. Она была написана торопливо и небрежно, как докторский рецепт...

      — Ну и сравнили, Борис Данилович... — прервал Иван Ильич.

      — Виноват, — невозмутимо продолжал рассказчик, но дело не в форме... Дело в содержании. А содержание было следующее:

      «Дорогой Леник! Я больше не могу жить на положении забытой жены. Уезжаю к маме и буду там до тех пор, пока ты не образумишься и не вернешься к прежней жизни. Обед в печке.

                                                                                       Твоя Людмила».

      — Теперь, друзья, — обратился к нам Борис Данилович, — не пожелает ли кто-либо из вас продолжить этот рассказ?

      — Дело несложное, — сказал я. — Леонид Иванович вслед за беглянкой отправляет отчаянную телеграмму. Людмила Павловна не замедляет вернуться. Ну здесь, конечно, слезы, признания, раскаяния виновника, затем — прочный мир. Леонид Иванович продает ружье, надувную лодку, дарит Сильву Сомову, а породистого щенка — Зайцеву. Друзья выражают искреннее соболезнование. Сомов глубокомысленно изрекает: «На моих глазах гибнут лучшие люди». Для закрепления победы из отдаленных мест приезжает теща Леонида Ивановича. Все возвращается в прежнюю колею.

      — Я не согласен, — заявил Иван Ильич. — Этого не может быть. Борис Данилович рассказал типичную охотничью историю, в ходе которой назрел хотя и острый, но довольно обычный конфликт. Однако не думаю, что оказалось легко выбить оружие из рук такого страстного охотника, каким стал Леонид Иванович. Я думаю, что Леонид Иванович не побежал на телеграф давать телеграмму своей жене. Навыки  холостяцкой жизни он приобрел за годы студенческой жизни. После ужина, приведя в должный порядок квартиру, Леонид Иванович приступил к набивке патронов для очередного охотничьего похода. Через пару недель Людмила Павловна возвратилась сама с солидным подкреплением в лице своей мамаши...

      — Прекрасно! — воскликнул Борис Данилович. — Вы, Иван Ильич, — тончайший знаток человеческой психологии. Дело было именно так. Теперь разрешите, друзья, довести рассказ до конца.

      К приезду жены и тещи Леонид Иванович  подстрелил пару жирнющих кряковых уток. Анфиса Егоровна, мать Людмилы Павловны, принадлежала к числу передовых старушек и вовсе не напоминала тещу отживающего типа, извлекаемую некоторыми писателями из обывательского болота для устрашения слабохарактерных людей.

      Мудрая старушка в сложной обстановке нашла правильную линию поведения. Женщины повели себя так, будто ничего не случилось. Анфиса Егоровна в совершенстве владела кулинарным искусством, чем не замедлила воспользоваться, приготовив великолепное жаркое из кряковых уток. Леонид Иванович чувствовал себя на вершине охотничьей славы.

      На торжественном обеде, данном в честь приезда Анфисы Егоровны, присутствовали лучшие друзья Леонида Ивановича и Людмилы Павловны, но самыми желанными среди них были чета Сомовых и молодожены Зайцевы.

      Прошел год. Леонид Иванович продал мотоцикл и надувную лодку. Получив солидную премию за новаторство, он приобрел легковую машину. С тех пор друзья стали ездить на охоту с комфортом.

      В торжественной обстановке состоялось посвящение в члены охотничьей артели Людмилы Павловны, которая с удовольствием взяла на себя обязанности начхоза.

      — Друзья! — торжественно произнес Борис Данилович. — Я не люблю трагедий. Это истинное происшествие я рассказал потому, что оно благополучно закончилось. Еще раз утверждаю, что Анфиса Егоровна не просто обыкновенная женщина, а сущий голубь мира. Я не сторонник лести, но ей об этом сказал при следующей встрече, когда она вновь приехала в наш город. Это случилось на торжественном обеде, после того как я съел целую тарелку голубцов с глухариным мясом...

      — Но позвольте...— удивились мы. — А какими судьбами вы оказались на торжественном обеде?

      — Очень просто, друзья. Человек, который фигурировал в рассказе под вымышленной фамилией Сомов, был вовсе не Сомов. Это был я.