За несколько лет жизни в Копаткевичах мне не доводилось видеть еврея с удочкой в руках, хотя охотников до рыбных блюд среди евреев было немало.
Охотников в Копаткевичах совсем не было, хотя водоплавающей дичи вокруг было немало. А рыболовы были. Это семья Маслюковых, состоявшая из отца и двоих его сыновей – старшего Ивана и младшего Костика. Были и другие. Особенно колоритной фигурой являлся дед Мирон.
Звезд с неба дед Мирон не хватал, и сам он не был звездой. Седой, лохматый насупленный, диковатый в том смысле, что терпеть не мог компании, даже чужих глаз стороннего наблюдателя. Поэтому дед уходил далеко, чтобы не привлекать внимания излишне любопытных.
Если бы я был художником Глазуновым, я бы вместо святых бездельников рисовал рыболовов, которым не надо изображать позу для изображения на полотне. Они всегда интересны. Взять того же деда Мирона. Он весь в заплатах и сзади и спереди. Того и гляди, расползется по швам. Вполне возможно, что дед Мирон представлял бы интерес не только для художника, но для инженера человеческих душ.. Придумал же Чехов Дениса Григорьева.
В руках у Мирона – закоптелый котелок для пескарей и три удочки с такими узловатыми и искривленными удилищами, будто рыболов специально в чащобе выискивал по своему разумению.
Хотя Мирон никогда и ни с кем не перекинулся и словом, его уважали за деликатность, за видимое стремление никому не мешать.
Еще в памяти остались братья по прозвищу Ковбики. Они выплывали на своих одноместных лодочках, управлявшихся одним легким веслом каждая. Заплывали вверх по течению реки и на обратном пути всю ночь облавливали мели. Их слаженной работе надо было восхищаться. Бесшумно, управляя лодками только одной рукой, братья развертывались в линию, держа в свободных руках древко маленького бредешка, затем двигались к пологому берегу, ускоряя движение. Снасть поднимали на мели, у самого берега. Рыба попадалась разная. Иногда тишину нарушала солидная щука, выбравшая неудачно место для ночлега.
К заметным фигурам, встречавшимся на нашей реке, относился кузнец Данила, пьяница и сквернослов. Для характеристики кузнеца Данилы двух слов недостаточно. Для этого небольшого и крайне агрессивного человека всегда не хватало места на реке. Он находил предлог, чтобы заявить права на то или иное место. «Я здесь прикармливал, а ты пришел на готовое»…
Власть в хате кузнеца часто сменялась. Изрядно выпивший кузнец терял инициативу, чем пользовалась его властная супруга, тоже любительница спиртного. Словом во взаимоотношениях этих скандальных людей нередко решался вопрос, кому быть молотом, а кому – наковальней.
И жил человек, нелюбимый в своем жилище и ненавидимый вне его. Даже дети, завидев плывущего по реке рыболова Данилу, сбивались в стайки и хором скандировали: «Данило, отдай мантило!» Ему бы промолчать – в «дразнилке» ничего особенного не было: мантило или менташка всего лишь приспособление для периодической заточки косы, которой пользуется косарь в процессе сенокошения. Но Данилу раздражал сам факт покушения на его достоинство со стороны каких-то сопляков… Он резко поворачивался к берегу и с веслом в руках устремлялся в погоню за обидчиками: «Вот я вас, засранцы, мать вашу!..»
Чем заканчивалась вылазка, можно предположить. Где уж догнать пострелят старику на его нижних конечностях, пораженных ревматизмом. Данила возвращался к своей лодке удовлетворенным: он им нагнал страху…
Летом на берегу реки можно было встретить кого-либо из наших учителей. Любил сиживать на берегу учитель белорусского языка и литературы дядька Язэп, однофамилец Федоса.
На главную Оглавление Читать дальше