Записки рыболова задуманы не как автобиографический труд, но так уж получается, тема не может быть раскрыта без присутствия автора, так же как «Записки охотника» не могли появиться без Тургенева. Мои записки могут рассматриваться как рассказы о времени и о себе, и я обязан, соблюдать достоверность, не нарушая связи времен.
Мы с Федосом придумали для себя беспокойное детство и отрочество, насыщенное негромкими событиями и заботами. Однако увлечение рыбной ловлей не может стать пожизненной специальностью. Пришло время выбора – кем быть.
Парни и девчата после окончания семилетки валом пошли в Мозырский педагогический техникум. Туда же подался и Федос.
Я во всем старался подражать отцу. Была такая мечта: стать сельским учителем таким, как он, работать в школе на берегу большой реки. Мой выбор был тот же, что и Федоса, но отец со мной не согласился: « Хоть в пастухи, но не в педагоги»… Он был в обиде на свою судьбу: всю свою трудовую жизнь трудился на ниве просвещения и теперь, смертельно больной, едва сводил концы с концами. Я не мог ему возразить
Я подал заявление в Могилевский землемерно-топографический техникум, в тайне надеясь, что в приеме откажут, так как дети служащих значились в последней очереди среди абитуриентов. Но, наверно, мои документы в конкурсе аттестатов оказались в числе лучших и меня зачислили без предоставления общежития и стипендии. Я должен был жить на частной квартире, на иждивении отца, получавшего нищенскую зарплату в сумме 36 рублей.
Следовало отказаться, отозвать мои документы из техникума, но отец был упрям…
Когда-то господин землемер ездил, развалясь на заднем сидении брички, управляемой монументальным кучером. От барина в форменной фуражке и белоснежном кителе, современным землемерам, ничего не досталось. В деревне происходила принудительная коллективизация, народ был растерян и обозлен. А мы, специалисты почти инженеры, занимались тем, что мотались по району: в такой-то деревне вступили в колхоз несколько семейств и надо делать прирезку земли колхозу, что мы и делали способом шагомера и глазомера. В деревне в ту пору ни поесть, ни помыться, ни отдохнуть в нормальных условиях. Вшивые, грязные, голодные… Я оказался жертвой ложных представлений моих родителей. Сговорившись с одним парнем из землеустроителей, мы дезертировали с работы, очутившись аж в Москве. А там нас никто не ждал. Мой приятель приспособился, даже впоследствии женился, а я, проработав больше года в литейном цехе завода автозапчастей, почувствовал неодолимую тягу к прежнему образу жизни. С Москвой расстался без чувства сожаления.
Дома меня ждали перемены: отца уже не было в живых, мать вышла замуж за хорошего человека. Меня приняли в эту новую семью и я сегодня с глубоким уважением чту память моего отчима, Артема Федоровича удивительно доброго человека, заменившего мне отца.
Жизнь в начале тридцатых годов не была легкой. Было голодно. Учителям, чтобы не вымерли с голоду, продавали какое-то количество ржаной муки ежемесячно. Найти работу в местечке было невозможно, между тем, учителей в районе не хватало.
Как же я обрадовался встрече с Федосом!.. Он учительствовал в неполной средней школе, в пяти километрах от дома.
Никаких следов уныния в своем друге я не заметил. Жил дома, на работу ходил пешком или зимой на лыжах. Подумывал о высшем образовании.
Я задумался. Не потерял ли чего в своих не вполне обдуманных поступках? Вроде бы – нет: голова, руки на месте. Узнав об этом самоанализе, Федос рассмеялся: - Чего тебе надобно, старче? Иди работать в школу и твоя мечта сбудется. Интересная работа, жилище на берегу реки. А хорошую жену я тебе сосватаю.
-Сначала сам женись, - посоветовал я другу.
Нет, твердо ответил Федос. – Первым делом высшее образование, а жена и теща – потом.
-Я пока безработный, - уныло проговорил я.
-Пойдем завтра к нашему директору, - предложил мой друг. Думаю, ты ему понравишься.
Директор оказался добрым знакомым моего отца. Он предложил мне… второй класс.
После первого занятия я понял, что настоящие педагоги не те, которые читают высшую математику студентам, а эти, которые ведут в школах начальные классы. До конца учебного года оставалось месяца три. Это и был мой педагогический стаж, еще, правда, не заработанный. Меня постоянно донимала мысль о собственной неполноценности в занимаемой должности. Намеревался дотянуть до конца учебного года, заняться рыбной ловлей, совмещая это занятие с подготовкой к экзаменам в вуз. И тут как раз инспекторская проверка. Я поставил ее выводы для себя решающими. Инспектор, мудрая и многоопытная женщина, будто отгадала мои мысли, уделив мне особое внимание. У нее после посещения нескольких моих уроков сложилось высокое мнение о моих педагогических задатках. На педсовете я чувствовал себя именинником. А инспектор предложила мне поехать летом на курсы физмат при Мозырском педагогическом техникуме.
Прощай, значит, рыбалка! – подумал я. А с другой стороны такого рода курсы полезны в осуществлении намерения поступить в высшее учебное заведение. И я согласился.
И только там, в Мозыре, пожалел о напрасно потерянном времени. Основной преподаватель, математик, молодой, очень вежливый человек, доходчиво объяснял материал – элементарщину которую я сам мог преподнести слушателям без какой-либо подготовки. А жили бедные будущие математики буквально впроголодь.
В новом учебном году мне предложили вести математику в пятом и шестом классах неполной средней школы.
Никогда я не получал такого удовлетворения от своей трудовой деятельности, как в тот учебный год в сельской школе. Каждый час, каждый день были содержательны, приносили что-то новое, интересное, что обогащало меня духовно, укрепляло веру в себя. Я мог остаться здесь надолго, может быть навсегда и мне было непросто выбирать между работой и учебой в институте. Я же выбрал институт, утешив себя надеждой на возвращение через пять лет.
Лето мы провели с Федосом на реке. Рыба ловилась неплохо. Правда, никаких новых и свежих впечатлений – все нами было отработано. Мы действовали слаженно и уже никто не удивлялся нашим успехам.
И опять выбор сделал не вполне самостоятельно. Мне постоянно напоминали, что я – грибник, ягодник, а теперь уже и охотник, человек близкий к лесу. Охота для меня оказалась новым немаловажным увлечением. Учась в техникуме, я по случаю купил ружье, одноствольную ижевку шестнадцатого калибра. Это было великолепное ружье, которое я бы не променял на «Зауэр». Немецкий староста, отъявленный злодей, конфисковал его, когда мои старики жили в оккупации.
В конце лета почти на сумерках над местечком пролетали несметные стаи диких уток. С озер и болот птицы летели на поля. Там, маскируясь в снопах, я подсиживал дичь, бил наверняка и приносил домой иной раз по полдесятка упитанных крякв.
Я поступил в Брянский лесной институт.
Студенческая жизнь – интереснейший период в жизни человека, когда раскрываются его способности, когда из институтских аудиторий просматривается его будущее.
Именно здесь я заметил в себе еще одно серьезное увлечение – литературное творчество. С годами оно развивалось, то угасая, то вспыхивая с новой силой.
Учился в институте на совесть, о чем свидетельствует полученный мною диплом с отличием.
Была и любовь. Из нескольких предложенных мест работы после окончания институту мы с женой Валентиной выбрали Урал.
На главную Оглавление Читать дальше