Так хотелось после людных мест окунуться в привычную лесную тишину, пройтись по знакомым местам, которые радовали урожаями грибов и ягод, вдохнуть аромат ранних цветов. Но то, что я увидел по возвращении из Вересково, поразило меня до глубины души.
Лесной магнат Агарков, живя в Варшаве, видимо здорово поиздержался, возможно залез в долги, так как подобные ему люди скромно жить не умеют, а Варшава не какое-то захолустье, где медведь, лежа в берлоге, может жить посасывая собственную лапу.
Обладателя огромных лесных богатств не устраивали мизерные сборы, поступавшие за так называемое побочное пользование в лесу. Затея оказалась не по средствам и образовалось объединение, носившее название «АгаГелль» – Агарков-Геллер. В районе Поддубового начались лесозаготовки. Сюда прибывали сотни завербованных крестьян – это голытьба из-под Волыни, представлявшая собой дешевую рабочую силу. Не упустили возможности подзаработать и местные крестьяне, имевшие лошадей.
Волыняки – народ хозяйственный, начинали жизнь на новом месте с обустройства – строили землянки в расчете на долгую жизнь в лесу.
Вырубали сплошь то, что было пригодно для дела. Строительные и пиловочные бревна свозили к нижним складам, организованным на берегах каналов для последующего сплава.
Тут была создана служба снабжения. Лесозаготовитель мог получать в счет заработка кое-какие продукты сомнительного качества, вроде пожелтевшего американского сала, привозимого в деревянных ящиках.
У нас квартировали двое: Наум Геллер, весьма напыщенный пан, самоуверенный до наглости, представлявший интересы капиталиста Геллера, какая-то родня хозяина денежного мешка и бракер Родзиевский, украинец по национальности.
Перед выходным днем Наум тщательно брился, распространяя вокруг аромат дорогих духов, надевал парадный мундир, густо увешенный воинскими наградами сомнительного происхождения - толи полученными за храбрость, толи приобретенными за деньги. При полном «параде» Наум заметно любовался собой и позировал на глазах окружающих. «Полномочный представитель» фирмы «АгаГелль» ровным счетом ничего не понимал в лесозаготовках, целыми днями валялся на диване, читая романы на немецком языке.
Другой квартирант – прямая противоположность Геллеру, пан Родзиевский, человек рыхлого сложения, начавший полнеть, малоподвижный, ленивый, изображавший «щирого украинца», чем нравился бабушке Улите, украинке по происхождению, работал приемщиком на нижнем складе. Пан Петро, служил в прошлом в «державной скарбнице» гетмана Скоропадского на Украине.
Наум и Петро люто ненавидели друг друга. Корни этих отношений лежали в национальной и социальной розни. Деликатно минуя национальный вопрос, признаем, что главной причиной раздоров все же была социальная рознь: богатый, высокообразованный, весьма самоуверенный и острый на язык барин и гонимый судьбой бездомный бродяга…
У Петра Ивановича Родзиевского где-то в советской части Украины была жена, с которой он переписывался.
Ждали весны, когда начнется сплав. И вдруг все остановилось. Рабочие с холщовыми мешками за плечами, покинув обжитые землянки, потянулись по дороге в имение Бор, где им приготовили расчет. Служащим так и не выдали жалованья. Масса заготовленной древесины осталась гнить на вырубках и складах. Наум Геллер, упаковав свой чемодан, исчез в числе первых. Только Родзиевский не двинулся с места. У него – ни денег, ни багажа. Хозяева, видимо понимая безвыходность его положения, хранили молчание.
Чем же занимался Петро Иванович? А ничем. Хоть бы расколол полено дров, или принес ведро воды в дом.
Такая милая, роскошная, щедрая природа оказалась разоренной, обиженной алчными людьми. Тяжело было на все это смотреть.
Вновь тишина воцарилась в Поддубовом. Мы переживали самый мрачный период жизни в Поддубовом, будто нас ограбили лишив самого дорогого. Не радовал начавшийся грибной сезон. И лишь одно событие немного разнообразило нашу жизнь. Как-то роясь на чердаке дома, я обнаружил в куче разнообразного барахла, копившегося годами, старый бредень. Весь в дырах, изъеденный мышами, он казался негодным к употреблению, но я заметил, что дед заинтересовался находкой. Он развесил его на заборе, внимательно осмотрел и пришел к выводу, что можно попытаться его отремонтировать. Бабушка Улита, отзывчивая на разного рода выдумки, дала мне клубок крепчайших суровых ниток, и я приступил к делу.
Три дня возился я со злополучным бреднем. Наконец, мы с дедом вынесли его на чистое место, развернули, взявшись за палки, протянули несколько шагов.
-В воскресенье пойдем на рыбалку, - сказал в заключение дед.
Я терялся в догадках. Куда пойдем с бреднем? До реки Лань далековато, А больше - куда?..
Все стало ясно, когда в очередное воскресенье с утра дед взял направление в сторону Плесецкого канала. С нами в качестве носильщика согласилась пойти моя мама.
Дойдя до моста по дороге в направлении имения Бор, мы свернули влево и вскоре оказались возле шлюза. Аккуратно сложенные деревянные щиты оказались тут же.
Замысел главного рыболова был прост: задействовать шлюз, установив щиты, и таким образом, несколько снизив уровень воды ниже шлюза, затем двигаться против течения.
Со щитами пришлось изрядно потрудиться, но как известно, великие идеи порождают великую энергию……
Первый же заброд оказался результативным и многообещающим: пара хороших карасей, линь, несколько щурят… Наши торбы, перекинутые через плечо, становились все тяжелее и мы то и дело разгружались, вытряхивая добычу в картофельный мешок, подставляемый нашей рыбачкой, следовавшей за нами по берегу. Не обходилось без неприятностей: громадные щуки торпедировали бредень, оставляя за собой громадные дыры, на заделку которых уходило много времени.
Возле шлюза творилось невообразимое. Ничего подобного мне в будущем не приходилось видеть. Канал возле шлюза напоминал живорыбный садок. Мы продолжали действовать, не обращая внимание на состояние бредня. Наверняка уходило не менее половины рыбы.
-Хватит! – проворчал дед. – Куда нам столько…
И верно: куда нам столько? – пытался я сдержать себя. А уходить домой не хотелось.
Мы малость замерзли, пока возились со щитами, укладывая их на место. Управившись, мы с дедом почти побежали домой, пытаясь согреться.
Полмешка рыбы пришлось тащить маме. Ну и влетело же нам потом за неджентльменское поведение… После этого и рыба показалась не такой вкусной, как надлежало ей быть.
Эта рыбалка запомнилась на всю жизнь. Вспоминая ее, каждый раз переживаю одно и то же: сожаление по поводу неиспользованных возможностей.
Поддубовое, как все мы убедились, оказалось не только грибным и ягодным краем, но и рыбным Эльдорадо, о чем никто здесь не подозревал до последнего времени. Рыба водилась даже в так называемых стрелках, проложенных от Плесецкого канала. Чтобы ее взять, достаточно было иметь пару «морд».
К сожалению, больше мы с дедом на Плесецкий не ходили, на что были серьезные причины: во-первых наша снасть оказалась непригодной для пользования, во-вторых дед Иосиф занемог и обессилел настолько, что вряд ли мог совершать рыболовные походы.
Болезнь деда не была связана с походом на Плесецкий. Его одолевала нервная болезнь, возникшая не сразу. В последнее время жить приходилось в постоянных тревогах.
Надо представить себе такую обстановку: невесть откуда появляются двое неизвестных. Сначала требуют поесть, а затем повелевают: «везь пан!» это значит: запрягай лошадь и вези куда прикажут. Документов не показывают, не рекомендуются. Кто они? Представители нового «жонду» (власти) или бандиты, которых немало в окрестных лесах. Бандиты, или дезертиры в сущности одно и то же. Они могут ограбить, убить. А особенно опасно в пути: убьют, столкнут в канаву…
Дед, еще что-то делал по хозяйству, но исполнять служебные обязанности не мог – он лишился дара речи, бормотал что-то бессвязное и очень сердился, когда его не понимали.
Мама возила больного к какому-то знаменитому профессору в Вильно. Безрезультатно.
Мы жили в служебном доме и со дня на день ожидали, что нас попросят, как говорят поляки, «не выпендзам, але проше вон» (не выгоняю, но прошу вон).
По этому поводу приезжал из имения сам управляющий пан Гражевич. Не заезжая во двор Гражевич через своего телохранителя вызвал деда и что-то ему сказал, на что последовала реакция. Взбешенный до предела старик, хромая и падая, достиг дома и оттуда показался с ружьем в руках.
Ни брички, ни пана Гражевича на прежнем месте уже не было.
На главную Оглавление Читать дальше